Интервью с Анной Блейз. "Передать многообразие, не утратив единства и определенности..."
Автор: Анна Симбалайн 14.11.2010   

Расскажите, пожалуйста,  где вы учили английский, как долго вы учили этот язык, и как стали переводчиком?

Когда мне было пять лет или около того, мне подарили настольную игру с двумя наборами карточек. В одном наборе были английские слова, в другом — картинки. Кроме того, в комплект входил металлический лист с двумя проводками и маленькой лампочкой. Нужно было одним проводком ткнуть в карточку с картинкой, а другим — в карточку с правильно угаданным словом. Тогда лампочка загоралась. Собственно, таким методом собаки Павлова я и научилась английскому языку, потому что лампочка доставляла чрезвычайное эстетическое удовольствие. Хотя, возможно, всё, что было потом, тоже сыграло некоторую роль: английская школа, частные уроки, английский в вузе и чтение на английском в огромных количествах. И, конечно, сыграла свою роль работа переводчика, благодаря которой я узнала об английском языке гораздо больше нового, чем за все предыдущее обучение (не считая той пары лет общения с лампочкой).

Переводчиком я начала работать лет пятнадцать или шестнадцать назад, а получилось это, с одной стороны, совершенно случайно — мне просто предложили  перевести книгу для одного ныне уже не существующего издательства. Книга называлась «Знаменитые женщины Библии», и была на редкость дурацкая, но сам процесс настолько меня увлек, что оторваться от него я не могу и по сей день. С другой стороны, еще где-то лет с четырнадцати я пыталась переводить с английского стихи разных замечательных поэтов. Получалось тогда, естественно, очень плохо, но само по себе это помогло и почувствовать английский язык (а также его отличия от русского в отношении языкового строя и выразительных средств), и самостоятельно изобрести некое количество велосипедов в области переводческой техники, и, что довольно любопытно в контексте нашего интервью, пережить некоторые состояния околомистического характера, о сути которых я скажу подробнее в заключение ответа на третий вопрос.

 

Что было вначале: магическая практика или переводы книг по магии? Вспомните, пожалуйста, свою первую книгу по магии, перевод которой вы делали. Расскажите, было ли сложно сразу вникнуть в тематику?

К тому времени, как начались переводы книг, имеющих некоторое отношение к магии, я уже лет пять или шесть изучала астрологию и Таро. Магическая практика также имела место, но была достаточно бессистемной — или, точнее, это был период знакомства с различными оккультными системами и подходами к магии, когда я пробовала разные техники и выбирала то, что было близко мне лично и представлялось нужным.

По поводу «книг по магии» позволю себе привести цитату из нежно любимого мною романа Сюзанны Кларк «Джонатан Стрендж и мистер Норрел»:

«Первое, что узнает человек, приступая к изучению колдовского искусства, это то, что есть книги О  магии, а есть — ПО  магии. Следом он узнает и другое: что первые можно приобрести за пару-тройку гиней в хорошей книжной лавке, а вторые ценятся превыше рубинов. (Волшебники, как мы знаем по изречению Джонатана Стренджа, ссорятся и спорят по любому поводу; много времени и усилий потрачено на изучение вопроса, может ли то или иное сочинение считаться книгой по магии.)».

Если приложить высказанную здесь мысль к нашей неальтерантивной реальности, то классической книгой ПО магии будет, к примеру, «Магия в теории и на практике» Алистера Кроули, а книгой О магии — ну, допустим, сам этот роман Сюзанны Кларк (несмотря, с одной стороны, на перенос действия в реальность альтернативную, а с другой — на признаки того, что писательница довольно близко знакома если не с самим предметом как таковым, то, по меньшей мере, с некоторыми книгами ПО магии). Еще один пример книги О магии, в совершенно другом жанре, — «Маги Золотой Зари» Эллика Хоува. Это превосходное, глубокое исследование, но, как и любая книга О магии, способное послужить только вспомогательным средством при серьезном изучении предмета. Из любой хорошей книги О магии можно почерпнуть нечто такое, что — после определенной обработки —окажется полезным в магической практике, поможет понять, как работают те или иные приемы, или позволит приобщиться к подлинному оккульному опыту других людей. Но только книги ПО магии обеспечивают системный и в полной мере осознанный подход к предмету.

Речь, собственно, о том, что первой достаточно серьезной «книгой по магии», которую я перевела, была книга О магии — и в своем классе неплохая. Это «История магии и оккультизма» Курта Зелигманна, которую, кстати говоря, собирается переиздать ближе к осени «Терра — книжный клуб». Это довольно общий, но приятный для чтения (и местами весьма познавательный) обзор традиционных магических практик разных культур и периодов. Возвращаясь к вопросу, скажу, что вникнуть в тематику не составляло особого труда, хотя частные проблемы, разумеется, возникали, как это всегда бывает при переводе достаточно информативных текстов.

Иначе обстояло дело с переводом первой книги ПО магии, которой для меня стала «Золотая Заря» Израэля Регарди. Работать над ней я начала в 1998 году, еще по изданию 1982 года (которое вышло до появления «Полной системы магии Золотой Зари», использованной позднее для доработки книги, готовящейся к выпуску на русском языке в издательстве «Энигма»). И эта работа оказалась в то время чрезвычайно сложной. Она потребовала серьезного осмысления многих вопросов и знакомства с массой дополнительной литературы — преимущественно на английском языке, так как на русском необходимых материалов попросту не существовало. На тот момент задача действительно была грандиозной, но необычайно интересной. И, в конечном счете, эта работа дала мне очень много в плане расширения кругозора и углубления знаний, поскольку сама система Золотой Зари представляет собой синтез большей части предшествовавших ей западных магических систем. 

Расскажите, в чем особенность стиля Алистера Кроули? Как вам удается добиться такой точности перевода?

Лично мне представляется, что главная особенность стиля Алистера Кроули — это исключительное стилевое разнообразие его текстов, не вырождающееся, однако, в эклектику. В большинстве своих работ Кроули часто и с легкостью переходит от разговорного языка к строгим научным формулировкам, от торжественного поэтического слога — к иронии, самоиронии и сарказму и так далее, подчас совмещая в едином тексте все мыслимые лексические пласты, от торжественных архаизмов до современных ему арготизмов и обсценной лексики. Передать это многообразие, не утратив стоящих за ним единства и определенности авторского голоса, — пожалуй, одна из самых сложных задач для переводчика, и мне остается только надеяться, что я в какой-то мере приблизилась к ее решению.

В чем сложность перевода его текстов?

Огромную техническую сложность для перевода представляет игра слов, во многих текстах Кроули встречающаяся в изобилии. Основная проблема здесь в том, что стандартный переводческий прием — воспроизведение игры слов оригинала средствами языка перевода — к работам Кроули применим далеко не всегда, поскольку смысл, решительно необходимый для понимания текста в целом, нередко бывает заключен именно в тех английских словах, которые подвергаются каламбурному обыгрыванию. В подобных случаях важными оказываются и все значения (два, три, а подчас и более) употребленного английского слова, и его графическая форма, и буквенный состав, подлежащий каббалистическому анализу — согласно явным указаниям автора или же в связи с общими принципами построения и происхождения текста. Яркие примеры каламбуров такого рода, сопровождающихся авторскими пояснениями, можно найти в 23-й и 53-й главах «Книги Лжей» (не говоря уже о 61-й, которая при переводе вынужденно обросла комментариями едва ли не к каждому слову), а к текстам, для точного понимания которых необходимо учитывать все формальные особенности оригинала, очевидным образом относятся «Книга Закона» и все остальные публикации AA класса A — «книги, не подлежащие никаким изменениям вплоть до начертания букв». Разумеется, при переводе подобных текстов неизбежны компромиссы, чем-то всегда приходится жертвовать, и вопрос о том, какая часть смыслов войдет в основной текст, какая будет пояснена в комментариях, а какая и вовсе ускользнула от внимания при переводе, всегда остается сложным и, не побоюсь этого слова, мучительным.

Еще одна специфическая проблема — то обстоятельство, что ни одно из произведений Кроули, по большому счету, невозможно сколько-нибудь основательно изучить (а, следовательно, и сколько-нибудь точно перевести) в отрыве от остальных его работ. Все его литературное наследие (и, в первую очередь, разумеется, корпус его книг ПО магии) — это, в сущности, нечто наподобие гипертекста, о чем свидетельствует, в частности, то, что Кроули в своих книгах сам постоянно ссылается на другие свои же работы. Именно поэтому многие комментаторы его наследия так часто поднимают вопрос о том, с каких произведений лучше начинать знакомство с его системой. Именно поэтому многие читатели, ознакомившись с одной или двумя случайно подвернувшимися книгами Кроули, как это ни печально, отказываются от более глубокого его изучения, сочтя его систему чересчур сложной или «non user-frienly». И даже те, кого это обстоятельство не отпугнуло, при работе с книгами Кроули по-прежнему часто сталкиваются с прямыми отсылками к другим его произведениям, а также с идеями и образами, которые могут проясниться лишь по мере дальнейшего знакомства с его системой. В связи с этим при переводе любой отдельно взятой книги Кроули приходится обращаться к целому ряду других его текстов, без которых невозможно достаточно точное понимание ее смысла, а, следовательно, и передача этого смысла на русском языке.

С этой проблемой тесно связана еще одна. Кроули был весьма эрудированным человеком — и, мягко выражаясь, этого не скрывал. Его работы пестрят явными и скрытыми, в том числе иноязычными, цитатами из самых разнообразных текстов (начиная от Библии и заканчивая стихотворениями Браунинга или математическими трактатами Пуанкаре); аллюзиями на те или иные образы, знакомые лишь его современникам и соотечественникам (и то подчас только тем, кто по масштабам эрудиции мог сравниться с самим Кроули), но ничего не говорящие нынешнему читателю; обращениями к самому широкому кругу предметов —  от химии до «Халдейских оракулов», от тонкостей альпинистского искусства до актуальных политических проблем. Вся эта масса аллюзий и цитат требует распознавания и адекватной передачи; многие реалии, упоминающиеся в тексте лишь вскользь, тем не менее, нуждаются — опять-таки, для адекватной передачи и пояснения — в специальном изучении; и при этом все вышеописанное составляет ничтожную часть информационной нагрузки текста по сравнению с основным его содержанием — то есть, собственно, с конкретикой излагаемой магической системы. Что касается последней, то для понимания и передачи многих идей и формулировок, относящихся к этому пласту, требуется осведомленность не только об учении Телемы как таковом, но и о ряде других эзотерических систем, не только западных, но и восточных, — с поправкой на то, какими источниками располагал и пользовался сам Кроули.

И, наконец, последнее, но очень важное, о чем надо помнить при переводе текстов Кроули, — это тот факт, что Кроули был поэтом. Дело не только в том, что для выражения тех или иных идей он нередко переходит на язык поэзии в буквальном смысле этого слова (и пользуется им подчас едва ли не с большей легкостью, чем прозаическим), но и в том, какое огромное внимание он уделяет художественной стороне текста. Приведу одну довольно гротескную, но на самом деле весьма показательную цитату из «Исповеди» Кроули, иллюстрирующую его подход к эстетике слова: «Я обычно отказывался, даже когда это было неудобно, пробовать блюда, вид или название которых внушали мне неприязнь. Омар под майонезом мне всегда нравился, но омаровый салат — упаси боже! Мне было противно это сочетание согласных».

Нетрудно догадаться, что человек с подобным отношением к слову был весьма разборчив и в подходе к вербализации своих мыслей. Звучание и общее эстетическое впечатление, которое производит текст, значило для Кроули очень много — и неразрывно связывалось для него с идеей магического воздействия слова. Сам он замечательно высказался на этот счет в «Восьми лекциях по йоге»: «...в поэзии есть нечто, чего нет ни в самих словах, из которых она состоит, ни даже в образах, на которые указывают эти слова. Настоящая поэзия — сама по себе магическое заклинание, отпирающее врата неизреченного.

Я хочу, чтобы вы твердо уяснили себе, что на самом деле художник — существо гораздо более высокого порядка, чем йог или маг. Художник способен ответить йогу или магу так же, как Святой Павел — римскому центуриону. “Я за большие деньги купил себе эту свободу”, — похвастался центурион своим римским гражданством; но Павел в ответ только поправил свой Старый Школьный Галстук и снисходительно фыркнул: “А я и родился свободным”».

Очевидно, что при переводе работ Кроули игнорировать их художественную сторону невозможно — или, точнее сказать, контрпродуктивно. Именно поэтическое начало, присутствующее более или менее явно в любом его произведении, придает его слогу цельность и мощь воздействия. И, что гораздо более важно, оно и впрямь «отпирает врата неизреченного», позволяя через вдохновенные и, в то же время, отточенные формулировки приблизиться к смыслу, не изъяснимому в словах.

Для перевода работ такого рода (как и любого качественного художественного произведения, каковыми — в дополнение ко всему прочему — являются книги Кроули) требуется достаточно глубокая сонастройка, или «йога» в буквальном значении этого слова, то есть внутреннее единение с совокупностью идей и образов, представленных в тексте оригинала. Помимо чисто интеллектуальной, «меркурианской» работы (предварительного осмысления английского текста и последующей его вербализации на русском языке), в переводе каждого смыслового блока должна присутствовать фаза погружения в то состояние, которое Кроули называл «безмолвием» и в котором, собственно, только и может быть выношено «магическое дитя» любого творческого процесса. В целом же такая работа — это, фактически, всего лишь один из примеров того, как действует известная любому телемиту формула «любви в согласии с волей».

В переведенных вами книгах много ваших комментариев. Какие дополнительные авторы и их работы помогают вам лучше понять Кроули?

Прежде всего, как я уже упоминала, очень помогает знакомство со всем корпусом основных работ самого Кроули. Многие образы, аллюзии и термины, остающиеся непонятными в контексте отдельно взятой работы, оказываются кристально ясными при  обращении к другим его книгам. Более того, иногда встречаются понятия, найти которым объяснение вне работ Кроули невозможно.

Далее, очень полезны источники, часто цитируемые самим Кроули, и книги, которые он включил в список литературы, рекомендованной для изучения членам A\A\. (полностью этот список опубликован в приложении I к «Магии в теории и на практике»). На данный момент примерно три четверти из всех перечисленных в нем книг (не считая текстов самого Кроули) так или иначе пригодились для работы по составлению комментариев. К этой группе текстов примыкают «Полная система магии Золотой Зари» и многочисленные исследовательские работы, относящиеся к традиции ЗЗ, — по той причине, что традиция эта послужила одной из важнейших отправных точек для формирования системы Телемы.
Не менее полезны современные академические издания работ Кроули, подготовленные членами О.Т.О. из отделений Ордена в англоязычных странах. Эти издания ценны, в частности, тем, что в них содержатся выдержки из не публиковавшихся ранее документов, которые хранятся в архивах О.Т.О., в библиотеках зарубежных исследовательских центров и в частных коллекциях.

Материалы схожего характера и другие сведения, чрезвычайно ценные для работы комментатора, обнаруживаются в статьях и книгах современных последователей и/или исследователей Телемы — Гименея Беты, Билла Хайдрика, Мартина Старра, Лона Майло Дюкетта, Ричарда Качинского, Дж. Дэниела Гантера, Джеймса Эшелмана, Джерри Корнелиуса, Марка Стэвиша, Тау Апириона, Тау Полифила... я не стану продолжать этот список, потому что он достаточно велик и я боюсь, что все равно так или иначе кого-то упущу. Кроме того, помимо работ, опубликованных на бумаге, существует большой пласт электронных публикаций, авторы которых используют в качестве подписи только свой магический девиз или его аббревиатуру. В статьях этой группы также находится немало полезных сведений, которые помогают осмыслить те или иные аспекты работ Кроули.

И, наконец, совершенно незаменимы для комментариев всевозможные словари, энциклопедии и поисковые системы в интернете. Это источники значительной сведений о географических, исторических и культурных реалиях, фигурирующих в текстах Кроули. 

Книга сердца, обвитого змеемКакая книга Кроули нравится вам больше всего и почему?

Это сложный вопрос. Как правило, в каждый данный момент времени мне больше всего нравится та книга, над переводом которой я в этот период работаю, — это естественное следствие той самой сонастройки, о которой я упомянула, отвечая на третий вопрос. Но, разумеется, «есть то, что остается», и если говорить об уже переведенных книгах, то самое глубокое эмоциональное впечатление оставили «Liber 65» и «Книга Лжей».
Относительно «Liber 65» я не смогу ответить на вопрос «почему?». Может быть, я приняла чересчур близко к сердцу стих V:59, но так или иначе рассуждать об этой книге в формате интервью я не в состоянии.
С «Книгой Лжей» несколько проще. По крайней мере, я могу выделить главное, чем она мне симпатична. Во-первых, конечно, общей своей идеей, которая, теоретически, должна быть мила душе любого переводчика.

Процитирую предисловие Fr. Marsyas’а и Sr. I.C. к нашему изданию:

«Ложь — это обман, выраженный в словах; но в некотором смысле все слова ложны, поскольку ни одно из них не отражает наших мыслей в точности. Но и наши мысли сами по себе тоже ложны, так как любое описание, абстрагирование, классификация и т.д. по большому счету — отступление от идеальной сути. Поэтому любая попытка облечь идеи в слова обречена на провал».

Во-вторых, эта книга кажется мне в своем роде совершенной по форме и содержанию — как в целом, так и в пределах каждой отдельной главы. Эмоциональное и рациональное начала в ней прекрасно уравновешены, формулировки точны, лаконичны и образны, язык исключительно красив, а объем информации (в широком смысле этого слова) на единицу текста превосходит, так сказать, самые смелые надежды.
И, в третьих, Кроули в этой книге предстает едва ли не во всех своих ипостасях: мистик, скептик, поэт, хулиган, философ, влюбленный, циник, эрудит, гурман, маг, насмешник, пророк... Любоваться этим павлиньим хвостом его ипостасей — огромное удовольствие.
Что касается тех текстов Кроули, которые я не проработала полностью как переводчик, но достаточно внимательно изучила, то из них сопоставимое по силе эмоциональное впечатление на меня производят почти все публикации класса А, «Видение и Голос» и некоторые стихотворения.

О вашей работоспособности и высокой скорости работы ходят легенды. Сколько часов в день вы работаете? Расскажите немного о самом творческом процессе.

Я очень надеюсь, что после того, как мне пришлось проанализировать и вербализовать для этого интервью некоторые стороны моей работы, меня не постигнет знаменитая болезнь сороконожки.

Если под работой понимать не только перевод как таковой, но и чтение сообразной литературы и некоторые практики, сообразные прочитанному, то в день я работаю от десяти до четырнадцати часов. Режим рабочего дня, рабочей недели и рабочего года у меня ненормирован, то есть при взгляде со стороны совершенно хаотичен, но при взгляде изнутри превосходно упорядочен общим стремлением зарыться в работу по уши и отрываться как можно реже. Хотя существует несколько способов выманить меня наружу, и они регулярно применяются — полагаю, именно из-за этого возникает эффект бессистемности. И как раз из-за этого у меня изредка бывают выходные, а в последние лет пять — даже ежегодный отпуск.

Что касается процесса перевода, то, отвечая на третий вопрос, я довольно подробно обрисовала задачи, которые ставлю перед собой и стараюсь по мере возможности решать в ходе работы. На практике это выглядит примерно так. Я прочитываю книгу, которую мне предстоит переводить, по ходу чтения обращая внимание на те места, с которыми могут возникнуть (или непременно возникнут) сложности. Кроме того, на этом этапе я стараюсь проникнуться общим настроением текста, прочувствовать общее впечатление, которое она производит, и запомнить его. Затем я начинаю переводить, обращаясь попутно к необходимым словарям, дополнительным источникам и так далее, сосредоточиваясь на каждой проблеме исключительно по мере ее поступления.

Столкнувшись со сложностью в переводе, я обычно прекращаю переводить дальше и занимаюсь только возникшей проблемой до тех, пока она не решится. Иногда на это уходит пять минут поиска в интернете, иногда — несколько часов усиленного рытья в книгах (с воплями и жалобами), иногда — несколько дней непрерывного, если так можно выразиться, обдумывания, уже даже без воплей. (К последней категории проблем относится, например, перевод стихотворений, встречающихся в тексте: их приходится долго уговаривать, прежде чем они соблаговолят принять пристойный вид на русском.) К счастью, многие трудности, которые я про себя отмечала при предварительном прочтении, разрешаются «сами по себе» к тому моменту, как я добираюсь до них в переводе, — видимо, все это время они, если так можно выразиться, обдумывались где-то там.

О вашей работоспособности и высокой скорости работы ходят легенды. Сколько часов в день вы работаете? Расскажите немного о самом творческом процессе.

При работе с достаточно сложными текстами (если говорить о текстах Кроули, то почти все они достаточно, а некоторые и исключительно сложны) я перечитываю по много раз каждую переведенную фразу, прежде чем перейти к следующей, проверяю, достаточно ли точно я передала смысл, «слушаю», как она звучит по-русски, отлавливаю и истребляю неудачно выбранные слова, нахожу новые на замену, переставляю части фразы местами и так далее. Где-то между всеми этими операциями самопроизвольно втискивается фаза той самой иррациональной сонастройки, о которой я говорила выше. Так продолжается, пока я не смогу сказать себе, что получился приемлемый вариант. (Иногда, впрочем, приемлемый вариант приходит сразу, и это очень здорово.)  Точно так же я поступаю с каждым переведенным абзацем и с более крупными смысловыми блоками, хотя на этом этапе исправлений уже бывает немного. Несмотря на то, что в описании это выглядит пугающе, на самом деле процесс не такой уж трудоемкий — поскольку, с одной стороны, очень привычный, а с другой — очень приятный. Потом я заканчиваю перевод, сдаю книгу для подготовки к печати и перехожу к единственному по-настоящему неприятному этапу во всем цикле: начинаю думать, не упустила ли я чего-то важного.

Какие словари вы используете?

Постоянно — Мультитран и Merrian-Webster. По мере необходимости — латинско-русский словарь Дворецкого, древнегреческо-русский словарь его же, «Liber D» Кроули (будем условно считать ее словарем), египетский словарь Баджа. Возможно, еще что-то, но сейчас не вспомню. Очень редко пользуюсь словарем синонимов, обычно добываю синонимы из головы. Пару раз в жизни попыталась всерьез воспользоваться словарем рифм — это мне доставило чистую детскую радость и помогло отвлечься.
Из толковых словарей и энциклопедий пользуюсь, например, «Мифами народов мира»,  «Библейским словарем», справочником крылатых латинских выражений...  и вообще всеми сетевыми энциклопедиями, какие под руку подвернутся и внушат доверие в каждом конкретном вопросе.

Перевод с английского требует не только знания самого английского, но и прекрасного владения литературным русским языком на самом высоком уровне. Как вы совершенствуете свой русский?


Читаю книги, написанные хорошим языком. Осмысляю различные языковые тонкости и технические литературные приемы, использованные в этих текстах.  Надеюсь, что так или иначе совершенствуюсь в ходе самой переводческой работы, так как при этом постоянно думаю о том, как будет звучать по-русски та или иная фраза, как ее воспримет читатель, насколько она соответствует критериям того или иного стилистического пласта и так далее. Но все это происходит достаточно естественно и почти не осознается как специальная работа по «совершенствованию своего русского». Думаю, что после того, как у человека, работающего с языком, накопится некоторая «критическая масса» текстов, внимательно прочитанных и осмысленных, дальнейший процесс совершенствования (или по меньшей мере поддержания) сложившихся стандартов стиля обычно протекает именно так — почти постоянно и практически незаметно.

Нашим читателям будет очень интересно узнать, в какой последовательности будут выходить книги Кроули в ближайшие годы?

Скоро выйдет сборник, включающий «Восемь лекций по йоге» (которые я перевела совместно с Алексеем Осиповым) и «Шаг за шагом к истине. Краткие очерки»  в моем переводе. Также в этом году мы надеемся издать четвертую, заключительную часть «Книги Четыре», в которую войдут «Равноденствие Богов», «Книга Закона» и «Закон для всех» (комментарий Кроули к «Книге Закона»). Кроме того, сейчас мы с Алексеем работаем над переводом книги П.Р. Стивенсена «Легенда об Алистере Кроули», которая также входит в издательский план на текущий год. Эти книги выйдут в магико-гримуарной серии «93», которую публикует творческая группа «Телема» совместно с издательством «Ганга». Параллельно я работаю над новым переводом книги «777», который будет опубликован в другом издательстве — но, возможно, уже в этом году.  Говорить о более дальних перспективах пока сложно; единственное, что могу сказать, —  планы достаточно обширны.


Чувствуете ли вы конкуренцию со стороны других переводчиков? Что вы делаете для того, чтобы повысить свою квалификацию?


Достойных профессионалов в области перевода эзотерической литературы — то есть специалистов, которые владели бы в должной мере английским и литературным русским и при этом разбирались бы в оккультной тематике, — считанные единицы. И появление их работ меня всегда очень радует. Поэтому вопрос о конкуренции со стороны переводчиков не кажется мне актуальным. Гораздо более насущна проблема конкуренции со стороны издателей, которые выпускают хорошие книги в совершенно неудобоваримых переводах. Но — так или иначе, рано или поздно — подобные проблемы решаются, как показывает практика.
Думаю, что ответ на вторую часть этого вопроса равномерно рассредоточен по нескольким ответам на предыдущие. Могу только добавить, что я много читаю по-английски — как специализированную литературу, так и художественную прозу и поэзию, — и в ходе чтения обычно обдумываю те или иные места, интересные с переводческой точки зрения.

Что бы вы посоветовали начинающим переводчикам, берущимся за переводы оккультных текстов?

Если исходить из нынешнего положения дел в этой области, то, прежде всего, я бы посоветовала расширять свою культурную базу, накапливать лексический запас на обоих языках и вырабатывать стиль; помнить о том, что процесс перевода не сводится к выписыванию в строчку первых словарных значений слов, составляющих фразу; иметь в виду, что до тех пор, пока переводчик не поймет смысл каждого слова в отдельности и фразы в целом исчерпывающим образом на рациональном уровне, пока не почувствует, а затем и не осмыслит интонацию и стиль каждой фразы, пока не увидит, как она соотносится с бОльшим контекстом и пока не найдет для нее адекватного (по возможности на всех уровнях) русского эквивалента, полученный им результат не оправдает затраченных усилий, даже если они будут ничтожно малы. Разумеется, это советы самого общего рода, применимые к переводу любой мало-мальски качественной литературы. Но это именно то, с чего следует начинать. И это именно то, что переводчики оккультной литературы — судя по результатам — в большинстве своем упускают из виду.

Редактор: Fr. Marsyas


Следующие статьи:
Предыдущие статьи: