Горизонты сатурнианской поэзии
Автор: Вячеслав Мироненко 03.12.2022   

Пространство языка и обращение со словами всегда являлись неотъемлемой частью магического мира. Метафора сама по себе - это основа, метафизическое ядро того, что мы можем назвать магией. С этой точки зрения, поэзию и её горизонты можно представить в виде наивысшей степени магического мастерства (вспомним "самое сильное магическое заклинание" Алистера Кроули - "Гимн Пану"). Поэзия во многом удивляет своей способностью передавать великолепной вязью знаки и отдельные символы, пришедшие к нам непосредственно из магического мира. Одним из подобных проявлений можно считать творчество таких "проклятых поэтов" как Бодлер и Рембо.

 

Лирический герой стихотворения "Семь стариков" Бодлера, увидав среди мрачного пейзажа бодлеровского города уродливого старика, бежит в панике прочь от этого сатурнианского видения. И действительно, свинец Сатурна в его ядовитой и мрачной для адепта манифестации отталкивает и пугает во всей своей смертоносности. Вот отрывок стихотворения:

 

"Я стал к тебе спиной, о дьявольский кортеж!

С душой, смятенною под властью раздвоенья,

Как жалкий пьяница, от страха чуть дыша,

Я поспешил домой; томили мозг виденья,

Нелепой тайною смущалася душа.

Мой потрясенный дух искал напрасно мели;

Его, шутя, увлек свирепый ураган,

Как ветхую ладью, кружа в пылу похмелий,

И бросил, изломав, в безбрежный океан".

 

Почему старик вдруг делится на семь? Не околдован ли наш герой магией седьмой планеты?

 

"Два странных призрака из общей бездны Ада,

Как будто близнецы, явились предо мной.

Что за позорная и страшная атака?

Какой игрой Судьбы я схвачен был в тот миг?

Я до семи дочел душою, полной мрака:

Семь раз проследовал нахмуренный старик.

Ты улыбаешься над ужасом тревоги,

Тебя сочувствие и трепет не томит;

Но верь, все эти семь едва влачивших ноги,

Семь гнусных призраков являли вечный вид!

Упал бы замертво я, увидав восьмого"...

 

Седьмая планета предстаёт в образе семи гнусных стариков. Но даже само описание внешнего вида старика даёт нам возможность прочесть тот самый смутный тайный знак, в котором по обыкновению угадывается известный многим крест с косою, но что ещё, что видим мы в этом онейрическом пейзаже? Бодлер весьма оригинален в прочтении планетарий символики:

 

"С ногами дряблыми прямым углом сходился

Его хребет; он был не сгорблен, а разбит;


На палку опершись, он мимо волочился,

Как зверь подшибленный или трехногий жид.

Он, спотыкаясь, брел неверными шагами

И, ковыляя, грязь и мокрый снег месил,

Ярясь на целый мир; казалось, сапогами

Он трупы сгнившие давил, что было сил.

За ним — его двойник, с такой же желчью взгляда,

С такой же палкою и сломанной спиной".

 

Представьте себе старика настолько сгорбленного, что его верхняя и нижняя половины тела образуют недочерченный крест, а его клюка, изогнутая, словно обломанная ветвь чёрного дерева, образует параболу - ту самую параболу, что напоминает нам косу или, по словам Эжена Канселье, являет также очертания философского яйца (см. "Талисман Марли-ле-Руа", Les Trésor des Lettres, март 1935).

 

В подобном ключе гениально описывает сей планетарный знак Артюр Рембо в стихотворении "Сидящие":

 

"Рябые, серые; зелеными кругами

Тупые буркалы у них обведены;

Вся голова в буграх, исходит лишаями,

Как прокаженное цветение стены;

Скелету черному соломенного стула

Они привили свой чудовищный костяк;

Припадочная страсть к Сиденью их пригнула,

С кривыми прутьями они вступают в брак".

 

И действительно, каким визионерским гением нужно обладать поэту, чтобы увидеть в знаках Сатурна старика, привязанного своей желчной немощью к стулу, сравниваемого с "чёрным скелетом"? Рембо развивает свою мысль в весьма несвойственной ему манере предельной ясности:

 

"Со стульями они вовек нерасторжимы.

Подставив лысину под розовый закат,

Они глядят в окно, где увядают зимы,

И мелкой дрожью жаб мучительно дрожат".

 

Не сомневаясь в осведомлённости Рембо в тайнах алхимии (вспомним сонет "Гласные" как наиболее яркий пример), мы не можем не обратить внимание не только на видение чёрного скелета, но и на образ жабы - один из символов Опуса в чёрном (Nigredo) наряду с более всем известным вороном. Читаем далее:

 

"И милостивы к ним Сидения: покорна

Солома бурая их острым костякам.

В усатом колосе, где набухали зерна,

Душа старинных солнц сияет старикам".

 

Бурая солома, усатый колос, где набухают зёрна (сатурналии) и душа старинных солнц притягивают стариков к стульям, образуя тот самый знак креста и параболы, а также древний символ Sol niger - Чёрное Солнце или Сатурн.

 

Но кто же тот "восьмой" старик, если вернуться к стихотворению Бодлера? Кто скрывается под непостижимым ужасом, который лирический герой "Семи стариков" подобно персонажам Лиготти (см. рассказ "Шут-Марионетка") не в силах был бы узреть, поскольку сразу же пал бы замертво?

 

"Упал бы замертво я, увидав восьмого,

Чей взор насмешливый и облик были б те ж!

Злой Феникс, канувший, чтоб вдруг возникнуть снова,

Я стал к тебе спиной, о дьявольский кортеж!"...

 

За пояснением обратимся к краткой интерпретации Е.В. Головина этого загадочного "восьмого" и образа "злого Феникса":

 

«Я бы умер, если б увидел восьмого — какого-нибудь безжалостного Созия, иронического и фатального, какого-нибудь отвратительного Феникса — собственного сына и отца… Но я оставил за спиной инфернальный кортеж».

 

Дьявольский (инфернальный) кортеж и Феникс - собственный отец и сын... Карл Густав Юнг в своей работе "Дух Меркурий" отмечает связь и тождество Сатурна и Меркурия в алхимической традиции:

 

"Меркурий-старец идентичен Сатурну, и для многих алхимиков, особенно древних, не ртуть, но связанный с Сатурном свинец символизировал первоматерию".

 

Для более полного понимания этой взаимосвязи мы отсылаем читателей к работам Раймонда Луллия, Кунрата, Милиуса и Джорджа Рипли. С точки зрения алхимической традиции, субстантивное меркуриальное (Дитя Сатурново, Saturnia proles) начало проявлено не только в качестве индивидуально выраженного образа, символа или субстантива. Сам по себе Меркурий проявлен качественно в любом образе, каждой стадии и состоянии материи (алхимики относились к металлам и стихиям не столько как к отдельным элементам, сколько к видам, формам и состояниям единой материи в принципе).

 

И если мы обратимся к вышеуказанным произведениям проклятых поэтов, при удачном стечении обстоятельств мы можем узреть как Сатурна в образе множащихся на семь или "сидящих" (зафиксированных в системе плетённых стульев) стариков, так и то самое меркуриальное начало, кое имеет тысячи ликов и одеяний всех цветов радуги и их оттенков.

 

В завершение нашего небольшого исследования, вместо краткого резюме, мы оставим на суд читателя отрывок из "Verus Hermes":

 

"Младенец я, старик седой,

"Дракон" - зовёт меня иной.

В темницу ныне заточён,

Чтоб королём был возрождён.

Меня меч огненный томит,

Мне плоть и кости смерть точит.

Я дух с душой не удержу,

Зловонным ядом исхожу.

Что ворон, черен ныне я -

За грех награда такова.

Лежу во прахе недвижим,

Да вспрянет из Троих Един!

Не покидай, душа, меня,

Чтоб вновь увидел я свет дня.

И свету из себя явил

Того, кто мир бы примирил".


Похожие материалы:
Следующие статьи:
Предыдущие статьи: